А. Я видимо падаю. То, во что я падаю, видимо пропасть.

Уна проходила по улице мимо и задержалась у витрины. Там висели глаза.

А. Я хватаюсь за один из них и он пронзительно верещит. Но падать дальше вовсе не желаю. Потому пусть верещит.

Уна огорченно засопела и стащила c братьев и сестер клочок одеяла на себя. Они синхронно забрыкались, и она тоже упала.

А. Я видимо падаю. А внизу море плещется и облака.

Уна играла в референдум и скидывала бумажки в тумбочку, а из нее шел белый дым.

А. И посыпались хлопья снега.

Кукурузные... палочки Уна не любила.

А. Как же я люблю белоснежные шапки на отрогах гор, в лунном свете!

Иногда Уна забывалась и начинала танцевать странные неритмичные танцы, за что брат кидал в нее тапочки.

А. Из детства помню - ужасно не люблю свою бабушку.

У Уны не было ни папы, ни мамы, только многочисленные родители ее братьев и сестер, от которых она убегала в сад.

А. Благоухание снега на ладони говорило цветами и шорохом сухих яблоневых листьев.

Уна любила вишневые деревья, когда они цвели и краснели. Сухими она их не уважала и обходила стороной.

А. Руки бабушки, накрывающей на стол, запах листьев яблони, которые жгут на аллеях, проклятые воспоминания!

Уна пробегала за хлебом по бульварам, а вокруг стояли скамьи с парочками и старушками.

А. Осень, синие дожди, промокшие прохожие бегут по тротуарам, накрываясь газетой. Поздний вечерний снег...

По выходным Уна заходила на склад, закапывалась в затхлую кучу старых газет и пробегала их глазами.

А. А еще бабушка любила читать книги. До полуночи просиживала она в кресле-качалке, перелистывая страницы.

Зимовала Уна под снегом - соседкой барсука и ежа, а сверху каркал ворон и ухала

сова.

А. А иногда бабушка поднимала глаза и рассказывала жуткие истории. Она смотрела проницающим взором и приковывала к месту, так что не убежать. И в темноте нельзя закрыть глаза - от ужаса.

Уна больше всего боялась зимы - ей говорили, что есть Шупы, которые топчут снег над головами, проваливаются и придавливают к земле.

А. К концу рассказа бабушка поднимала над головой потрепанную книгу - она читала всегда одну и ту же - и судорожно вскрикивала: “Вы должны верить. Это единая правда!”

Иногда Уне казалось, что она одна на всем белом свете, но в такие моменты она старалась не думать, потому что очень болела голова.

А. Другое воспоминание: иду по глухоосвещенному коридору, сжимая кухонный нож в потной руке и изредка поглядывая на спину бабушки, виднеющуюся впереди.

Когда Уна плакала, травы вяли, деревья сохли, умирали рыбы в бассейне и птички в клетке. И она не плакала.

А. Ужасно не люблю свою бабушку.

Когда Уну убивали, ее обычно убивали все события и все, так что оправиться казалось

невозможным и очень болели крылья.

А. Яблоневые ветви склоняются надо мной и поливают теплым яблочным дождем.

Когда пришел надлежащий возраст, волосы Уны покрылись зеленой тиной, и она научилась летать - пока низко, на метр от земли, но уже не падая и не ушибаясь.

А. Возвышаясь в крови алых яблок, воздаю должникам, задолжавшим века моей стертой душе.

И тогда она отправилась в путь - холодная, прекрасная, Уна шла на поиски своего настоящего имени.

А. А еще помню в ночном шелесте яблочных листьев слова любви. Тоже осень.

Около глубокой бурной реки Уна остановилась, чтобы напиться ледяной воды. Пила жадно.

А. Помню похороны бабушки. Отражение воскового лица в зеркале. Черные люди вокруг. Отчужденные силы собираются мстить. Страшно.

А вокруг скалы - а сквозь них солнце. Уна зажмурилась от света и легла на жаркий песок.

А. Шумящий поток на дне пропасти все приближается. А рядом летят пожухлые листья - дурман из круженья.

И из крон деревьев шепотом доносится имя. Уна напрягает весь свой слух - надо услышать - может быть, это самое главное.

А. Я - это ты, ты - это я...

Нет, не то. Уна даже привстала от волнения. Ее сестры пробежали по мосту через ручей.

А. Мистический ужас, окружающий всю жизнь. Сотканный из шлепанья мокрых ног по коридору, скребущейся о стекло ветки, глаз бабушки, которые смотрят сквозь, только пытаешься заснуть. Мир вершится сам собою вокруг.

Немного раньше Уна любила лошадей - они были шестиногие и злые. Она приходила и разговаривала с ними, а они огрызались, но нежно по-дружески.

А. О проклятии каждое воскресенье говорил священник, внушавший доверие запахом горевших свечей, который испускал его белый балахон.

И тут Уна расслышала.

А. И затрубил рог.

Унка-Лунка! - закричала сестра и нырнула в прозрачную волнистую воду ручья, помахивая изящным русалочьим хвостом.

А. Солдаты выстроились на плацу под знаменем и ожидали полудня.

Уна присутствовала на казни: они подняли ружья одновременно, как будто ими управляла одна пружина и так же одновременно нажали на курки. Она зажмурилась.

А. И наступил полдень. Грянул залп. Запах пороха усталым ветром разносился по площади.

Когда Уна открыла глаза на том месте, где стоял синий человек, валялся красный в синюю крапинку мешок.

А. Вдруг все вокруг изменилось. Небо окрасилось золотом, зашуршало и прониклось осенью.

И под этим давлением Уна упала на плац и откатилась под ноги палачу. Золото осени жгло.

А. Я начинаю превращаться. Чувствую как становлюсь длиннее и уже. И, кажется, вырастают крылья...

Уна осознала, что поменялась местами с палачом и от радости за свою силу схватила что-то пресмыкавшееся у нее в ногах, подкинула это в воздух, а оно полетело.

А. И вдруг - боль - словно камнем ударили в спину. И корчишься в углу у стены.

Когда Уна пришла домой, ее выдавали замуж. Чтобы она не брыкалась, ей сказали, что иначе приведут Шупа.

А. Мучили долго. Хохотали в лицо издевательски, сардонически. Стягивали скрипучие пальцы у горла. Рады были подорвать крылья.

Оглядев своих мучителей, ширококрылая Уна истерически выкрикнула: “Приводите вашего Шупа!”

А. Молебны служили еще несколько месяцев. Окутанные потрескиванием свечей звуки вздымались под куполом и скатывались вниз.

Шуп был серый, он был заспанным священником. Он спросил, зачем его привели и, выслушав мучителей, повернулся к Уне.

А. Предатели, предатели, предатели! К смерти!

Уна испугалась и побежала - галопом, а ветви царапали обнаженные руки и волосы.

А. На труп возлагали прекрасные венки из роз. Они кололись шипами и противно пахли.

Вслед бегущей Уне неслись крики: “Мы на тебя возлагали такие надежды!”

А. Осколки заледенелой сигареты тлели на полу. Скоро начался пожар.

Разогнавшись до соответствующей скорости, Уна переключила передачу и взлетела. Все выше, и выше, и выше й

А. Разгневанные языки пламени с суровой жестокостью истребляли прошлое - письма, бумаги, фотографии, мебель, жен, детей.

Уна пролетала над горящим домом, пламя настигло ее, подпалило крылья, и она упала прямо в эпицентр.

А. Зеленоватые воды сомкнулись над жертвой и медленно расходились кругами волны от точки падения.

Неуклюжий пожарник вытащил Уну из-под сгоревшей доски и положил в хрустальный гроб.

А. Музыку сна, музыку дара богам запели вокруг.

Прошел век, пришел Принц, поцеловал Уну в покрытые скопившейся за сто лет пылью губы и умер, а она проснулась уже изведавшая огня.

А. А потом им понадобилась новая жертва, и тогда они впервые захотели сбросить меня в пропасть.

И тогда-то Уна захотела стать другой. Она взлетела высоко-высоко, в космос.

А. Звезды начали изменять очертания. Развенчивали лепестки, извивались. Превращались в цветы.

Это просто Уна перевернулась вверх ногами и встала на небо.

А. Все преображалось на глазах. Морщины на лбу разглаживались, глаза словно прятались за ограду с неметаллическими прутьями - длинными, черными.

Уна наступила на лук стрельца и расплакалась, идя по млечному пути. Одиноко...

А. Венчание происходило в цирке. Под ногами был шершавый песок. Вокруг - безликие ряды кресел и унылый голос знакомого священника.

“Я тебя люблю”,- прошептала Уна созвездию Водолея и он ответил ей многозначимым молчанием...

А. А я все падаю... и вдруг осознаю, что это вознесение.

Уна сидела на звезде и громко плакала.

А. Зачем ты?

Уна увидела что-то и зажмурилась от света. Услышала и удивилась ласковости голоса.

А. Я иду столько лет, столько путей - зачем ты?

Уна напрягла крылья и позвонила в колокол.

А. Не бойся. Смотри, видишь яблоки. Они зимние, немного с кислинкой. Смотри, видишь, целая аллея деревьев. Зачем ты?

“Нет!” - Уне стало страшно.

А. Постой, постой, зачем же ты так?

Уне показалось, что звезды покраснели и стали грозно шамкать вишневыми ртами.

А. Я же только хочу узнать, зачем? А шум моря все явственней.

Уна сжалась и сама стала маленькой фиолетовой звездой, быстро падающей среди этих космических вишен.

А. А как сейчас вспоминается весна. Последняя весна, покрывшая прохладой облетевших белых цветов улицы.

И тогда Уна поняла, что это была не просто последняя весна, но совсем, самая, очень и так далее последняя. И она растворилась в теплом, пахнущем зеленым и духами воздухе.

А. Ранним майским утром выпал снег. И все яблони осыпались звездочками.

А торговка на улице кричала: “Мороженые вишни! Мороженое! Вишни!”

Снег, цветы яблони - все суть звезды. Только солнца нет.

Увы Уне! Уна поняла, что там темно и страшно, и только два глаза напротив.

А. Продай, продай душу, спасу!

Взяла трактат с полки, осмотрела: “Капитал”.

Hosted by uCoz